Глава 1. Эр Джей

– Завтрак на столе, солнце. Кстати, сегодня я выхожу замуж.

Такими словами меня встретила мама, когда я утром вошел на кухню. Разумеется, я решил, что все еще сплю. Не может же моя настоящая мама рассуждать о собственной свадьбе, так буднично переворачивая блинчики на сковородке. Было совершенно очевидно, что я застрял в одном из тех безумных снов, в которых творится черт знает что.

Но нет, оказалось, что я нахожусь в объективной реальности. Прямо в эпицентре маминого кризиса среднего возраста. Я, конечно, знал, что она уже несколько месяцев встречается с каким-то новым мужиком, но не придавал этому особого значения. Мамины отношения никогда ни к чему не приводили.

И тем не менее вот он я, восемь часов спустя, сижу в смокинге, который мне не по размеру, и гоняю по тарелке куски семги рядом с таким же обалдевшим незнакомым парнем, теперь ставшим мне братом.

А наши якобы взрослые родители лапают друг друга на танцполе. Это зрелище теперь будет сниться мне в кошмарах под пошлый ритм-н-блюз медляк из 90-х.

Кто-нибудь, пристрелите меня.

– Может, это из-за рыбы, – говорит подозрительно зеленый Феннели рядом со мной, – но ощущение такое, словно в моем животе что-то сдохло.

Скорее всего, дело все же в том, что его папаша сейчас обжимается с моей матерью посреди целой комнаты рабочего персонала, которому слишком мало платят, чтобы это терпеть.

– Когда наступит апокалипсис, – откликаюсь я из своего собственного, мучительного и неторопливого ада, – и какой-нибудь чувак с бейсбольной битой замахнется на меня и спросит, есть ли у меня последние слова, я скажу ему, что видел саму тьму и мне больше неведом страх.

Фенн с усмешкой опрокидывает в себя еще один бокал шампанского. Так непринужденно, словно вместо молока матери только им и питался. Могли бы уже бочку ему подкатить. Или капельницу.

Я еще не решил, как к нему относиться. Мы познакомились-то всего час назад, стоя по обе стороны от алтаря, пока наши родители зачитывали клятвы пустой комнате. Мне еще только предстоит получше узнать этого слащавого блондинчика с торчащей из кармана фляжкой.

Его зовут Феннели Бишоп, имя совершенно идиотское, но чья бы корова мычала. Как и я, он полную версию отвергает и сказал звать его Фенном. Есть подозрение, что он спортсмен или, как минимум, имеет к этому предрасположенность, ведь он высок и крепко сложен, но не похож на качка из спортзала. Хотя откуда я знаю, может, у него есть супердорогой личный тренер. Какой-нибудь гигантский чел, который приходит к нему в огромный особняк и получает по двести тысяч долларов в год за то, что держит голубоглазого богатенького мальчика в форме. Фенн и его отец – люди состоятельные. От них прямо-таки несет деньгами. Особенно от того, как он оттопыривает мизинец и откидывается на спинку стула, расставив ноги, словно мы все тут существуем только для того, чтобы прислуживать ему и развлекать своими чудными плебейскими талантами.

– Когда я буду писать мемуары, – говорит он, развязывая бабочку на шее, – сегодня войдет в них как день, когда я узнал, как выглядит антоним к порнухе.

Я тихо хмыкаю. Парень смешной, с этим поспорить не могу.

Фенн даже не успевает сделать жест рукой, как один из почти десятка официантов в смокингах, шныряющих по темным углам этого роскошного клуба, подбегает, чтобы подлить ему добавки. Это место из тех, где столовые приборы отлиты из настоящего серебра. Вместо того чтобы подставить бокал, Фенн выхватывает у официанта всю бутылку. Мне становится интересно, не будут ли нас обыскивать на выходе. Мы сейчас находимся в Гринвиче, где-то неподалеку от особняка Дэвида – хотя, судя по тому, сколько здесь стоит членство, жить он должен по меньшей мере в целом замке. Отсюда наши с мамой окраины среднего класса на том конце штата кажутся совершенно иной реальностью.

– Вон та телка на тебя глаз положила. – Фенн кивает куда-то за мое плечо.

Я никогда тактом не отличался, так что сразу разворачиваюсь проследить за его взглядом. Невысокая брюнетка в форме официантки кокетливо улыбается мне и вскидывает бровь.

Я отворачиваюсь.

– Не, я пас, – говорю я Фенну.

– Ну не знаю, чел. – Он оценивающе наклоняет голову. – Она хорошенькая. Не думаю, что кто-то заметит, если ты утащишь ее в подсобку или еще куда.

В последнюю очередь сейчас хочется с кем-то спать. Да мне несколько недель понадобится, только чтобы развидеть эту демонстрацию родительского секса в положении стоя, которая разворачивается перед моими глазами. Мысли, вероятно, отражаются на моем лице, поскольку Фенн со смешком подталкивает ко мне бокал с чем-то алкогольным.

– Ну да. – Он качает головой. – Не то время, не то место. Это как дрочить, зная, что батя в соседней комнате. Не встает, да?

Этот парень слишком уж легко делится информацией.

– К счастью для меня, – пожимает он плечами, – дома он бывает редко.

Мама машет нам рукой с танцпола и тут же забывает о нашем существовании, как только отец Фенна хватает ее за задницу, комкая белую атласную ткань. Он от души стискивает ее ягодицу в пальцах, и меня начинает мутить. Для свадьбы этот праздник жизни довольно-таки пуст. Больше персонала, чем гостей. Всего четыре человека, наряженных с иголочки ради этого небольшого упражнения в проведении психологической войны.

– Это пытка какая-то, – выдыхаю я в стакан, проглатывая из него жидкость и даже не чувствуя вкуса. – Как когда смотришь телик с родителями, а там начинается секс-сцена.

– Не, это как когда ты смотришь телик с родителями, а там начинается секс-сцена тоже с твоими родителями. – Несмотря на явное отвращение, Фенн не может отвести взгляд. Он запивает эту мысль большим глотком шампанского.

– Это одновременно неловко и противно.

Сжалившись, Фенн подталкивает ко мне бутылку.

– Держи, мужик. Никогда не рано выработать новую дурную привычку для борьбы со стрессом.

Я подношу тяжелую бутылку к губам.

– Звучит как тост.

Дорогое шампанское – это такая штука, которая очень быстро пьется. Я толком и не замечаю, когда Фенн меняет опустевшую бутылку на еще одну. Наши родители продолжают тереться друг о друга на танцполе под саундтрек из ретрокринжатины. А диджей, садист, уткнулся в телефон и сидит в «Твиттере», как будто и не замечая наших страданий.

– Странно это все, да? – Фенн уже успел занять себя складыванием кривого оригами из расшитой тканевой салфетки. – Вот, скажем, если бы они оба сейчас умерли. Не знаю, если бы люстра милосердно рухнула им на головы, пока мы тут сидим. И кусок стекла пролетел бы через всю комнату, задел мою аорту, и я истек бы кровью и впал в кому – то тебе бы по закону пришлось решать, когда им отключать меня от аппарата.

– Что ты, черт возьми, несешь?

Стоило парню выхлебать бутылку шампанского, как он тут же возомнил себя Ницше.

– Я говорю, это большая ответственность. Семья. Вот что мы вообще знаем друг о друге? – Сделав паузу, он так долго смотрит на мое лицо, что я осторожно отклоняюсь в противоположную сторону. Кто их, пьяных, разберет. – А я ведь уже забыл твое имя, – говорит он, сам ошарашенный этим осознанием. – Черт, и правда забыл.

Я не могу сдержать усмешки.

– Эр Джей, – подсказываю я, пока комната наполняется звуками очередного медляка. Господи. Сколько можно. Я хочу придушить этого диджея. Он это нарочно, зуб даю.

– Это сокращение от чего-то?

– Что, думаешь, пока врач держал меня за ногу вниз башкой, родители сидели и выбирали свои любимые буквы алфавита?

– А так и было?

– Не. Это сокращение от Ремингтона Джона. – Я достаю телефон и прикрываю экран ладонью, ища подключенный к местной сети вайфай макбук. Что-то мне подсказывает, что компьютер под именем «Грандмастер Гэш» как раз принадлежит этому утырку в наушниках, который отвечает за музыку.

Ремингтон Джон? – громко фыркает Фенн. – Как это по-сельски, – отмечает он, демонстрируя свою заносчивую богатенькую сторону.

Не обращая внимания, я открываю «Спотифай» и пытаюсь вспомнить, о чем мы вообще разговариваем.

– Папа был большим фанатом Дэвида Кэррадайна в 80-е. А имя Феннели откуда, из «Звуков музыки»?

Совершенно не задетый, он пожимает плечами.

– Папа, наверное, скажет, что это старое фамильное имя, но я почти уверен, что мама нашла его в каком-нибудь блоге с детскими именами.

Особенно извращенную стадию спектакля под Wicked Game Криса Айзека резко прерывает взрывающаяся из колонок песня Странного Ала.

Диджей сбрасывает с себя наушники и чуть не падает со стула, пытаясь понять, почему его плейлист вышел из-под контроля.

– Какого хрена это сейчас было? – Фенн бросает взгляд на меня и мой телефон. – Это ты сделал?

Я закатываю глаза.

– Щас прям. Я вообще сообщения проверял.

Мама с Дэвидом направляются к нам, потные, улыбчивые и абсолютно бесстыжие, так что я отключаюсь от сети и убираю телефон в карман, возвращая контроль диджею.

– Мне кажется, пора резать торт! – Мама улыбается так искренне и широко, что мой цинизм по поводу этого спонтанного переворота всей нашей жизни с ног на голову немного трескается. Потом она замечает две пустые бутылки из-под шампанского и вопросительно поднимает бровь, глядя на меня.

Я пожимаю плечами, мол, а что поделать. Ни капельки не стыдно. Как по мне, так на этой вечеринке вообще к столовым приборам должен прилагаться викодин. Одни их танцы уже превзошли все пыточные приемы КГБ.

– Ты была права. – Дэвид, новый кошелек моей мамы, берет стакан виски у услужливого официанта и делает небольшой глоток. – Стоило бы раскошелиться на живой оркестр.

– У вас все еще есть время переместить всю движуху в наш самолет и метнуться в Вегас, – с издевательской ноткой говорит Фенн.

Не могу не заметить, что он сказал наш самолет. У Бишопов есть свой частный самолет. Мать моя женщина, что это за мир и как я сюда попал?

Когда Фенн поднимает пустую бутылку, чтобы жестом попросить еще одну, его отец отсылает официанта прочь. Фенн щурится.

– А что такое? Мы разве не празднуем?

Дэвид мельком окидывает сына взглядом.

– Я думаю, ты уже напраздновался.

– Я отойду в уборную, – говорит мама. Она останавливается около меня, чтобы стряхнуть пылинку с лацкана смокинга, и глаза у нее блестят. Ненавижу, когда она ударяется в сентиментальность. Особенно когда я постоянно оказываюсь в центре ее мимолетных прихотей и эгоистичных выходок. – Ведите себя хорошо, пока меня не будет, мальчики.

Ну уж нет. Я, мать вашу, отказываюсь быть одним из этих ее мальчиков.

Когда она уходит, Дэвид неловко топчется на месте, сначала глядя на часы, потом в телефон, потом обводя взглядом комнату, словно бы надеясь, что он где-то срочно нужен, но спасения так и не находит. Он застрял здесь с нами, двумя раздосадованными юнцами, которые ждут не дождутся, когда же он уйдет, чтобы осушить еще одну бутылку шампанского.

– Ну так… – У-у-у, да он вообще растерян. Что неловко для нас всех. – Вы тут как, подружились? Познакомились?

– Мне кажется, гораздо интереснее, познакомились ли вы, – отбивает Фенн.

Я с трудом сдерживаю удивленный взгляд. Те пару часов, что я с ним провел, Фенн был расслабленным и приятным собеседником. Может быть, этот приветливый характер он приберегает для тех, кто не его отец.

Который смущенно кашляет и поправляет пуговицы на своем смокинге.

– Ну, да, я понимаю, что это все очень неожиданно…

– Неожиданно, пап, это когда ты вдруг обосрался, – перебивает Фенн, и его голубые глаза становятся ледяными. – У тебя было время заказать цветы. Значит, и время включить мозги у тебя тоже было. – Он бросает взгляд на меня: – Без обид.

Я только плечами пожимаю. Что тут сказать. Я вообще мушка в этом торнадо.

– Феннели, послушай. Я понимаю…

– Я существую, окей? – Фенн холодно отшивает отца с безэмоциональным лицом и отрешенным тоном, и теперь мне уже кажется, что я вторгаюсь в какую-то семейную драму. – Давай не будем притворяться, будто это все не сплошной театр абсурда и эгоизма.

На лице Дэвида напрягается каждый мускул. Они с сыном до безумия похожи. Одинаковое телосложение, светлые волосы, холодные голубые глаза. И Дэвид из тех мужиков, которые едва стареют. Он мог бы сойти за старшего брата Фенна точно так же, как люди принимают мою маму, с ее длинными темными волосами и безупречной кожей, за мою сестру.

– Феннели. – Дэвид вздыхает. – Держи себя в руках, ладно? Хоть немного? Хотя бы еще пару часов.

Фенн достает телефон и утыкается в него.

– Да на здоровье.

Дэвид переключает свое внимание на меня. Уж не знаю, ищет ли он сочувствия или поддержки, но, не получив ни того, ни другого, он стискивает зубы и удаляется проверить, как там торт.

Я пока не знаю, что думать касательно Дэвида Бишопа. Если говорить о первых впечатлениях, то начали мы не с той ноги. Несколько часов назад я вообще особо о нем не думал. Он был всего лишь очередной пассией моей мамы, которого я не ожидал увидеть в лицо. У меня было ноль причин верить, что этот мужик будет как-то отличаться от длинной череды страстных, но очень коротких романов, которые моя мать быстро заводила и так же быстро теряла и чьи имена я не то что не запоминал, но даже не стремился узнать – по крайней мере, до тех пор, пока сегодня мама внезапно не положила мне в руку набор новых запонок из ближайшего магазина.

– Извини, – говорит мне Фенн. – Это, наверное, было неловко.

Наверное? Я фыркаю вслух.

– Милые у вас отношения.

– Чел. Как мне еще это понимать, кроме как «Ой, я про тебя забыл», когда он присылает за мной самолет в четыре, чтобы отвезти меня на свадьбу, которая начинается в шесть? Портной с гребаной швейной машинкой подшивал мне штаны прямо в десяти километрах над землей.

– Сурово. – Я вздыхаю. – Я бы спросил, какие у твоего отца намерения касательно моей матери, но мы, кажется, перескочили через этот вопрос сразу до «Ты спать хочешь на верхней кровати или на нижней?»

– Ох, черт, – говорит он, хрипя от отвращения. – Я только что понял, что твоя мама, небось, была стюардессой на этом самом самолете. Они, наверное, трахались в том же туалете, где я потом дрочил.

– Господи, Бишоп, держи свои травмы при себе, ладно?

После этой свадьбы мне будет нужен психотерапевт.

Фенн делает глоток из своей фляжки.

– Так в чем твой прикол?

– Мой прикол?

– Ну да. Интересы есть у тебя? Чем ты занимаешься, когда не сидишь на свадьбах по залету?

– Даже не шути о таком. – Если мама заявит мне, что беременна, я сажусь на поезд до Западного побережья.

К нам подходят официанты, чтобы сменить сервировку. Они открывают новую бутылку сладко пахнущего вина, которое Фенн тут же тянется попробовать.

– Ты тоже выпускаешься в этом году, да? – продолжает докапываться он. – В какой школе учишься?

А вот с этим все не так просто.

– Технически ни в какой.

– Ох, мать твою. Ты же не один из этих, которые на дому учатся, правда? – Он отодвигается от меня, словно только что вспомнил, что мы пили из одного горла. – У тебя прививки все сделаны?

– Я учился в общей школе Виндзора в прошлом семестре. Но пришлось уйти на каникулы пораньше.

– Тебя исключили. – Теперь он выглядит почти впечатленным. – Заслуженно?

– Как посмотреть. – Директриса заточила на меня зуб, стоило мне только войти в дверь. Одного взгляда на мое дело ей хватило, чтобы все для себя решить. Не то чтобы я особо старался ее переубедить.

– Что ты сделал?

– Мой друг Дерек угнал машину учителя с парковки во время пожарной тревоги.

Фенн усмехается.

– Клево.

– Мы всей компанией катались по району, пока наш школьный полицай не выставил засаду у местного «Тако Белла».

– С пистолетами?

– Они бросили пару шипов, Дерек почти все объехал, но колесо нам все равно пробило.

– Ну и дурдом там, в этом вашем пригороде.

А еще это все брехня собачья.

Я даже не знаю парня по имени Дерек.

Но я не доверяю никому, кто пытается узнать меня получше, и уж тем более не стану раздавать подобный компромат кому попало. Свидетельство о браке еще не делает нас союзниками.

Когда мама возвращается, они с Дэвидом подзывают нас к двухэтажному белому торту и заставляют смотреть, как они друг друга им кормят. Потом начинают заливаться слезами, гротескно провозглашая свою любовь, и все, о чем я могу думать, это как бы мне выйти с кем-нибудь из официантов наружу покурить, ведь у кого-нибудь из них просто обязан быть в заначке косяк. Хотя на данный момент сойдет уже и мышьяк.

– Я даже не представляла, что однажды буду стоять здесь, – начинает мама, поднимая бокал.

«Хотя очень к этому стремилась», – чуть было не говорю я.

Я успеваю прикусить язык, но если честно? Это чистая правда. Мама меняла парней быстрее, чем масло в машине. Все мое детство она встречалась с мужиками, которые совершенно не собирались покупать ей заветное кольцо. Как бы она ни старалась, ей доставалась роль любовницы или же ею просто пользовались, пока не подворачивалась другая, больше подходящая для роли жены. Мамина работа стюардессой приносит ей нормальные деньги, но многие мужики не собирались брать замуж женщину с багажом. Под багажом я, разумеется, имею в виду себя. После всего того дерьма, которым ее годами кормили мужчины, наверное, неудивительно, что она выскочила за первого, кто, наконец, предложил. А тот факт, что она знала его меньше трех месяцев, пожалуй, здорово компенсировала гора денег.

Не то чтобы я обвиняю свою мать в меркантильности – разумеется, ей хочется финансовой стабильности. Но у нее есть типаж. И я не думаю, что мы бы оказались здесь так быстро, если бы у Дэвида не было ВВП больше, чем у какой-нибудь островной нации.

И все-таки меня радует видеть ее счастливой как никогда. Может, дело в освещении или белом коктейльном платье, но сегодня она особенно красива. Для одинокой работающей женщины, справляющейся с моей непослушной задницей вот уже восемнадцать лет, она хорошо следит за собой. Так что, может, мне нельзя винить ее за спонтанную слабость.

– Все еще не могу поверить, что это правда происходит. – Она утирает глаза платком и прокашливается. – Я так рада, что у меня теперь есть еще один сын, Феннели. Уже хочу узнать тебя получше.

И потом она начинает разглагольствовать о семье и любви, вещая мне, что мы с Дэвидом станем лучшими друзьями и что он замечательный отец – хотя Фенн, наверное, с этим бы поспорил.

Так, давайте притормозим. Я вообще впервые нахожусь с ним в одной комнате. На вид вроде ничего, нормальный. Даже приятный, наверное. И богатый, это да. Но у меня еще пока недостаточно улик, чтобы делать какие-то выводы, и я уж точно не собираюсь звать его папой.

– Я и представить не мог, что снова женюсь, – говорит Дэвид, когда приходит его очередь говорить, и прижимает маму к себе, бросив быстрый взгляд на Фенна. – А потом ты улыбнулась мне, подмигнула, и я словно снова превратился в очарованного подростка. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, каждый раз, когда слышу твой голос, я словно влюбляюсь впервые в жизни.

Фенн закатывает глаза и протяжно говорит:

– Ах, если бы только мама знала, что мешала тебе встретить настоящую любовь. Может, ей тогда и не пришлось бы мучиться те одиннадцать месяцев жуткой химиотерапии, как считаешь?

– Феннели, – резко срывается Дэвид.

Я уже на полном серьезе готов отскочить, когда мама ловит Дэвида за лацканы пиджака, не давая ему сдвинуться с места.

– Все в порядке, дорогой, – шепчет она ему. А потом поворачивается к Фенну: – Я понятия не имею, как страшно с этим жить, – говорит она с грустной улыбкой. – Но я знаю, что твой папа дорожит памятью о твоей матери, и я это глубоко уважаю. Надеюсь, мы станем друзьями.

Фенн даже не смотрит на нее. Он на необитаемом острове. Я даже не знаю, почему он вообще еще сидит на стуле, когда совершенно очевидно, что ему хочется выпрыгнуть в окно, подальше от нас всех.

– Придется привыкать, – снова подает голос Дэвид. – Мы во всем разберемся вместе. Но я надеюсь, что вы оба знаете, как сильно мы с Мишель вас любим. – Он делает знак официанту, который выныривает из темного угла с серебряным подносом в руках. На подносе красуются две маленькие кожаные зеленые коробочки. – Так как сегодня наш общий праздник, я подумал, такое событие стоит памятного подарка.

Дэвид протягивает по коробочке с золотой тисненой короной каждому из нас. Я смотрю на свою настороженно и уже хочу сказать «нет, спасибо», как тут замечаю умоляющий взгляд мамы. Подавив вздох, я открываю коробочку. Рядом со мной скучающий Фенн делает то же самое. Внутри нас ждут одинаковые часы «Ролекс».

Энтузиазм Дэвида эквивалентен полному отсутствию реакции от нас с Фенном.

– Циферблат из метеорита, корпус из белого золота и металлические шестеренки в черном эластомере, – говорит он, и я не понимаю ни одного из этих слов. Будто на выдуманном языке. – Их делают для гонщиков, но я подумал, они будут весьма удобны и практичны для молодых людей.

– Да, конечно, пап, очень практично. – Фенн захлопывает коробочку и разве что не выбрасывает ее через плечо. – Как ты думаешь, насколько быстро в общей государственной школе Эр Джея припрут к стенке с пистолетом, если он будет такое носить?

Я не удерживаюсь от смешка, за что получаю укоризненный взгляд от матери.

– Что? Он в чем-то прав. – Потом я вспоминаю, что должен вести себя максимально прилично. – То есть спасибо. Я, ну, постараюсь быть аккуратнее.

Мама с Дэвидом переглядываются в легком отчаянии. К этому моменту они уже плывут против течения, а мы с Фенном ведем себя все хуже и хуже, так как наше терпение на исходе. Ни один из нас не хочет здесь быть, и, похоже, мы оба задаемся вопросом, почему вообще столько времени им подыгрываем.

– К слову, – говорит Дэвид и кивает моей маме, – у меня есть еще один сюрприз, если вы не против.

Мама улыбается ему и снова выглядит очарованной.

– О, дорогой. Что еще ты задумал?

– Ну, я связался с некоторыми знакомыми и смог записать Эр Джея в частную школу Сендовера на следующий семестр.

Это что, шутка?

Частная школа?

Ничем хорошим это не кончится. Учиться в окружении кучки напыщенных придурков в галстуках-бабочках, потягивающих латте с грудным молоком их нянечки? Нет уж, спасибо. Внезапно мне становится крайне интересно, успеваю ли я еще на поезд из города. Даже междугородный автобус сойдет. Я бы отлично вписался в компанию скейтеров и пляжных завсегдатаев в Венеции, может, отшлифовал бы свои навыки карманника, гуляя по публичным вайфай-сетям различных кафе в поисках легкой добычи. Что угодно, только не школа уродов.

– Правда, Дэвид? Это же замечательно! – Мама переигрывает с восторгом, глядя на меня с отчаянным напором. – Разве не замечательно, Эр Джей? Это же такая возможность!

Что переводится как: «Постарайся не вылететь на этот раз, ладно?»

– Да уж, такая возможность, – издевательским эхом откликается Фенн, явно позабавленный новостью. – Частная школа Сендовера славится своей академической программой, идеальными студентами и… Ах, нет, погодите, это я про какую-то другую частную школу. – Он бросает взгляд на маму, чье лицо становится растерянным. – Жаль вам это сообщать, новая жена моего отца, но в Сендовер посылают отморозков. – С беззаботным смехом он тычет себя пальцем в грудь. – Вот меня, например.

Мама переводит взгляд на Дэвида, который поспешно вмешивается:

– Феннели преувеличивает. Сендовер – это одна из лучших школ Восточного побережья. Среди их выпускников два бывших президента и обладатели стипендии Родса. Я тебе обещаю, Эр Джей там получит наилучшее образование и потом сможет гарантированно поступить в любой колледж, который только захочет.

Пока Дэвид продолжает ее утешать, Фенн с кислой усмешкой наклоняется ко мне и беззлобно подкалывает:

– Поздравляю, братишка. Добро пожаловать в школу для лузеров.

Загрузка...